МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ ИССЛЕДОВАНИЙ КУЛЬТУРЫ

Я думала, что то шкворчит ваше сердце, а то шкворчала ваша папироска…

М. Старицкий. За двумя зайцами.

Что бывает, если собрать ранее опубликованные в разных медиа интервью с философами и издать их под одной книжной обложкой? Философия в степени М (или даже в n-ной степени), или, наоборот, книжная форма скорее отряхивает М-прах с философии как таковой (и получается чисто философская степень минус М)? В московском издательстве «Товарищество научных изданий КМК» готовится к изданию моя книга «Поэтика предвосхищения: Россия сквозь призму литературы, литература сквозь призму культурологии», жанр которой определен как «теоретическая комедия». Практически целиком она тоже составлена из ранее опубликованных в научной периодике, СМИ и Интернете материалов (метод оживления рецензии с помощью интервью тоже использован), за исключением предлагаемой ниже рецензии, опубликовать которую нигде пока не удалось.

Впервые имя старинного, блуждавшего аутентичным призраком по малороссийским просторам философа и название одного из основных предметов кухонной посуды слились настолько концептуально, дав, кажется, лучшее, сквозь призму практической культурологии, определение жанру рецензируемой книги (Сковорода).

Аналог масштабности замысла этого увлекательного «сериала» в обозримом прошлом можно найти в «Бесконечном тупике» Дмитрия Галковского. Но тогда было, по авторскому самоопределению, обломовское философствование на диване. Теперь же налицо философский опыт от Штольца, выраженный в самом названии книги — «кто — делает» (с попутным деловым выяснением традиционных «Что делать?» и «Кто виноват?). Здесь не дневниковые записи, а сборник интервью и самоинтервью персонажей, одним из которых стал еще в предыдущем первом томе и упомянутый «утинократ».

Вначале на сковороде аппетитно и поджаро зашкворчала яичница из соответствующего фрагмента «загадочного», из Магнитогорска прозарарустрившего мозги индусам Азсакра Заратустры. Ароматнейшая, надо сказать, яичница на татуированном сале самого персонажа… Интервьюер как бы пытается сразу же ухватить философскую суть, обыгрывая в философской беседе общеупотребимое «названье краткое» (в данном случае отнюдь не «Русь»). Мелькает мысль, не является ли интервьюируемый плодом мистификации самого «философа антиязыка» Алексея Нилогова, эдакой современной Черубиной де Габриак? Однако элементарное дополнительное расследование показывает, что столь гигабайтовые сооружения в Интернете нарочно не придумаешь. Набросанный же им принцип дальнейшего издания философской литературы вполне может стать сценарием интерактивной игры «Опасная философия»: «Каждый философский трактат должен издаваться на пропитанных ядом (вроде Curare!) листах. В корешок книги и под покрытие обложек (нижней и верхней) следует спрятать механизмы, мгновенно отвечающие на любое прикосновение многократными (пуле)софемами вперемежку с выбросами (остро)лезвийных экзистенций. Вот тогда, действительно, мы взрастим достойного читателя — Без страха! Триумф Logos’а — Книги по философии как самые опасные Механизмы Смерти! Александрийская библиотека снова возвращается par exelence из Адского Пламени…».

Все последующие после проделанной таким образом «шоковой терапии» блюда в массе своей направлены в книге скорее на концептуальную и бытовую нормализацию философского организма. Эта срединная нормализация идет до заключительного, уже с самим Нилоговым интервью из под «плетки» Ольги Баллы, жанр которого включает элементы тоже, вероятно, вполне оздоровительного, при таком обилии умственной пищи, клистира.

Из огня — да в полымя. Название интервью с Ириной Бесковой говорит само за себя: «Философия — самая практическая из всех наук», несмотря на естественное «запаздывание выражения содержания по отношению к ощущению его смысловой составляющей». «Сублиматорски практическая» — вторит ей Михаил Богатов: «изначально опоздание конструирует мир как мир». Василий Ванчугов косвенно солидаризуется с Нилоговым в деле философской демонополизации (с оговоркой, что какое-либо нарочитое перераспределение рефлексии бессмысленно). Ницшеанский опыт у него выражен следующим образом: «Настоящий философ должен мыслить так, “как если Бога нет”, чтобы предлагать идеи, помогающие жить в ситуации божественной нетости. Если исходить из того, что Бог есть, тогда достаточно обратиться — кому к богослову, кому к священнику, а философия становится избыточной для обретших истину в Абсолютно Существе». Владимир Варавва — опять о смерти как событии бытия, отмежевываясь при этом от слишком рациональной, на его взгляд, танатологии. Художник Андрей Великанов в попытках «спасти мир от красоты», посыпает блюдо импортными симулякрами.

Не все рецепты, прогнозы и послевкусовые признания выглядят убедительными. К примеру, Валерию Диденко можно поставить диагноз несварения памяти: «Прочитать и осмыслить тексты великих русских мыслителей Серебряного века было сложнее (вспоминается, как самому приходилось по “ спецразрешению” читать в спецхране Ленинки за решёткой, — тот, кто там бывал, помнит, что дверь в спецхране была действительно решётчатой, — Соловьева, Флоренского, Ильина, Бердяева, Франка), чем переводную литературу западных философов ХХ столетия…». В действительности все произведения Владимира Соловьева находились в открытом доступе этой библиотеки, в спецхране были лишь зарубежные издания Бердяева и других философов. Переводная же западная философия преподносилась очень фрагментарно. Настоящее переводное «Нашествие качеств» (как я, кстати, назвал свою предыдущую книгу) пришло лишь в последние десятилетия. Тут самое время передать привет и Юрию Осипову, постоянно (вне рамок интервью) сетующему, что не удалось в свое время почитать «Философию хозяйства» Сергея Булгакова. Если бы очень захотелось, прочитал бы! Теперешняя законопослушность мышления проявляется в хозяйском тяготении к Сталину, при коем, однако, была дисциплина и скорее бесхозное идеологическое возбуждение. Впрочем, нынешняя «Философия хозяйства» (редактируемый Осиповым журнал) — одна их выдающихся интеллектуальных площадок современной России, к счастью, исправно поступающий в «ленинку» (без соблазнов интернет-посредничества). Я горжусь, что однажды стал его автором (вполне постмодернистского по исполнению материала).

Внешний вид якобы «демонического» с виду спецхрана, завершим, однако, полемику с Диденко, преобразованного сейчас в Отдел литературы русского зарубежья, ничуть не изменился с тех пор, никаких решеток на входе как не было, так и нет (таковые наличествуют лишь у входа в книгохранилище, что имеет свои резоны). Получить же доступ в спецхран тому, кто этого очень хотел, особого труда не представляло, достаточно было на каком-нибудь попавшемся под руку бланке сформулировать подходящую тему. Библиотекари смотрели сквозь пальцы на порою явную фиктивность таких обоснований.

Сейчас, конечно, литература там еще доступней, да не вся она туда поступает, закон об «обязательном» экземпляре предприимчивые издатели обходят, вынуждая читателей покупать нужные книги и отправляться с ними опять на домашний диван (или «пиратствовать» в Интернете). А с той, что все-таки поступает, не хватает времени ознакомиться, время работы библиотеки резко сократилось, а количество выходных дней — соответственно возросло. Ну, и (понимаю, что неуместно, но в соответствии с опознанным жанром) — столовая стала качественней, но — дороже…

Тут самое время привести слова Владимира Красикова. Отвечающего на вопрос Нилогова насчет «экзистенциальной антропологии» так: «Явь — картина, написанная разумом, но в свете, идущем от организма, освещенная состоянием организма и психики. Последние определяют смысловые светотени, перспективу и гамму используемых красок. Поэтому эта картина, или явь (здравый смысл + желание жить), есть не что иное, как состояние функциональной оптимизации организма и психики — фрагмента видо-социума».

Всех персонажей даже просто перечислить в рецензии возможности не представляется — В. Куренной, В. Микушевич, Н. Плотников, Б. Гройс, Б. Кагарлицкий, С. Кара-Мурза, Г. Померанц, В. Рабинович, Г. Тульчинский, П. Гайденко,утверждающий о конце эпохи не только композиторов, но и философов В. Мартынов, сексолог И. Кон (что отчасти оправдывает избранную и нами в конце ноту. Особую группу представляют философы (на взгляд лингвиста по первой специальности Нилогова) лингвисты В. Колесов, Ю. Степанов, Н. Арутюнова, Б. Гаспаров. Отметим, что, как правило, все они связаны друг с другом целой системой идейных ссылок, что превращает книгу, при отмеченной увлекательности детективного сериала CNM в единый «нелинковый» гипертекст, заставляет вспомнить о «цепи бытия», в параллель к которой читателю, возможно, захочется теперь выстроить свою, при всей проблематичности философского диалога как такового. Против этого соблазна от Нилогова и мы устоять не в силах.

«Идя к женщине, не забудь взять плетку». Думается, читателю визуальной эпохи, переходящую в виртуальную, ясна недостаточность рекомендуемого ярким мыслителем оснащения, опрометчиво забывшего куда более важное при подобных визитах изделие (которое, кстати сказать, впервые масштабно внедрялось именно в то время в любезной его сердцу немецкой армии).

Продолжим, исходя из содержания книги, в этом же духе.

Идя к Ницше, не забудь взять забытый последним презерватив (ведь, согласно проинтервьюренному Нилоговым Гейдару Джемалю, «точка зрения Ницше есть точка зрения женщины в поисках самца»).

Идя к Хайдеггеру, не забудь взять пару агентов Моссада с большим чемоданом (Пауль Целан).

Идя на переговоры с КПК, не забудь взять с собой КПК (китайской же сборки) (Дмитрий Медведев).

Идя на интервью с Нилоговым, не забудь ампутировать язык...