МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ ИССЛЕДОВАНИЙ КУЛЬТУРЫ

Изменения, происходящие в понимании многих явлений и сущностей в последнее время, позволяют по-новому осмыслить сочетание слов «нефть и культура», которое, как представляется, следует рассмотреть в первую очередь исторически. Если в 1930—1960—е и далее годы была важна лишь экономическая составляющая нефти, то теперь любое событие в мире нефти оказывается фактом культуры.

Если лидер ДДТ Юрий Шевчук поет песню «Когда закончится нефть», группа «Спецназ» — «Героин и нефть», а лидер группы «Ленинград» Шнур перепевает знаменитое «Черное золото» Высоцкого с нефтяными «качалками» на сценическом заднике, то уж культурологу точно есть, о чем задуматься.

Во-первых, хочется отметить культуротворящую роль самой метафоры, т. е. по сути речетворящую. Не вдаваясь в подробности, скажем, что это становится предельно ясно в последнее время после открытий генетиков, связанных с пониманием речи. Любой образ, визуальный или вербальный, корнями уходит в речевой механизм. Метафора, как уже известно, это механизм переноса, стало быть речепорождения, а раз рече-, то и культуропорождения тоже.

Мы же уверены, что нефть в настоящее время оказывается метафорой культуры. Это означает, что нефть, как нам представляется, оказалась культуропорождающей метафорой, причем, метаметафорой, т. е. часто здесь речь уже идет не о прямом переносе и культуротворчестве, а опосредованном, возможно, наиболее четко выраженном в выражении «Carbon translation» — “углерод, представляющий межъязыковую тьму”» (Алексей Парщиков). Межязыковая тьма — место потенциального культуропорождения. И уж если наука фиксирует интерес к сочетанию слов «нефть и культура», то это для прозорливых исследователей должно стать точкой изучения и влияния на социальность, т. е. точкой формирования массового сознания.

Попробуем разобраться.

Существует по крайней мере две устойчивые метафоры — «черное золото» и «кровь земли», которые напоминают нам о нефти.

Кровь — универсальный культуроформирующий символ; достигает культового статуса одновременно со становлением человека. Исходно выступает символом жизни (смазывание кровью, а затем символизирующей ее красной краской лба тяжело больных, рожениц и новорожденных младенцев в архаических культурах). Здесь уместно вспомнить об известном жесте нефтяников — помазании нефтью.

Плата кровью, уподобление кровавой «раны» Земли ране тела — неизбывные атрибуты существования людей на всем протяжении их истории.

Дух метафоры «нефть — кровь» вполне отражает роман «Нефть» («Oil!») Л. Синклера. Конан Дойль называл Синклера «американским Золя», а Альберт Эйнштейн — «одним из самых острых наблюдателей нашего времени». Его книги были переведены на 47 языков и издавались в 39 странах. Правда, в Америке его ценили меньше, чем за границей. Его биограф Джон Йодер считает: дело в том, что Синклер был убежденным социалистом, и американские критики утверждали, что он подгоняет содержание своих книг к упрощенной идейной схеме. Писатель принадлежал к большой группе публицистов и журналистов — «разгребателей грязи», (лидер — Линкольн Стеффенс), печатавших в многотиражных изданиях обличения коррупции, фальсификации медикаментов, продажности стражей правопорядка, финансовых махинаций и торговли «живым товаром», эксплуатации детского труда и афер политиков.

В 2007 году по роману был снят художественный фильм «Нефть» («There Will Be Blood», дословный перевод этой цитаты из Библии — «И будет кровь») — фильм американского режиссера Пола Томаса Андерсона, лауреат премии «Оскар» 2008 г. в номинациях «Лучшая работа оператора» и «Лучшая мужская роль». Всего фильм выдвигался в 8 номинациях на премию «Оскар».

Название фильма неслучайно. Дело не только в сюжете, но и в самом высказывании. В Библии слово «кровь» встречается во многих местах[1], например, в «Исходе» (Исх.7:19) «…сказал Господь Моисею: скажи Аарону [брату твоему]: возьми жезл твой [в руку твою] простри руку твою на воды Египтян: на реки их, на потоки их, на озера их на всякое вместилище вод их, -- превратятся… и будет кровь и в деревянных и в каменных сосудах»; «Третьей книге Царств» (3Цар.2:37) — «…кровь  твоя будет на голове твоей»; «Псалтири» (Пс.71:14) — «…от коварства и насилия избавит души их, и драгоценна будет кровь  их пред очами его»; «Книге пророка Иезекииля» (Иез.35:6) — «…за это — живу Я! говорит Господь Бог — сделаю тебя кровью, и будет преследовать тебя; так как ты не ненавидела крови, то кровь и будет преследовать тебя»; «Книге пророка Софонии» (Соф.1:17) — «Я стесню людей, и они будут ходить, как слепые, потому что они согрешили против Господа, и разметана будет  кровь  их, как прах, и плоть их — как помет»; «Третьей книге Ездры» (3Ездр.15:35) — «Они столкнутся между собою, и свергнут много звезд на землю и звезду их; и будет кровь от меча до чрева…» и др.

В традиции метафоры «нефть — кровь» книга Марины Юденич с коротким названием «Нефть». Здесь уже «кровавые» коллизии конца XX века, который историки назовут эпохой борьбы за нефть. Несколько слов из аннотации к книге: «Страны и целые континенты оказались на пороге энергетического коллапса. Вспыхнули войны, запылал Ближний Восток. Россия оказалась объектом политического и террористического шантажа. Следом пришло время государственных переворотов, провокаций и небывалой коррупции. Сохранить статус великой державы или превратиться в большую, аграрную страну на окраине Европы, природные богатства которой — странным образом — оказались в собственности международных корпораций или отдельных лиц?[2]» — вот главная коллизия этого художественного произведения.

Наполнение этой метафоры — кровь, кровоток, рана, борьба, энергия, разоблачение, несправедливость и др. Здесь еще следует отметить, что такого рода наполнение складывается не сразу, а лишь тогда, когда нефть получает статус вещества, из которого производится основное топливо, т. е. не раньше 1823 года. При этом преимущественное использование переработанной нефти началось только во 2-й половине 19 века, а первая в мире добыча нефти из буровой скважины состоялась в 1848 году на Биби-Эйбатском месторождении вблизи Баку. А осмысливается культурологически лишь в настоящее время.

Другая метафора — «черное золото» тоже не сразу получила «нефтяное» наполнение. Нам встретилось и название города в Южной Америке — Ору-Прету, мы с удивлением обнаружили, что американская пресса так иногда величает Барака Обаму — американским черным золотом. Также мы выяснили, что в свое время так называли черных рабов, кофейные зерна, шоколад, уголь. «…Шахтеры, товарищи мастера!.. Впереди нас ждут большие подземные бои за пятилетку. Ведь вон сколько нужно стране черного золота, -- простер он руку к висевшему за окном лозунгу»[3]; «Горняки выдали дополнительно к заданию 60 тыс. тонн “черного золота”» («Известия»); «Бурный рост добычи “черного золота” повлек за собой развитие мощной промышленной инфраструктуры» («Труд»)»[4].

Получение золота составляет цель алхимической трансмутации. Оно являлось аллегорическим знаком просветленной души, выражало способность последней к сиянию божественным светом. Алхимическая трансмутация проходит к золоту через ступени черного — грех и раскаяние, белого — прощение и невинность и красного — очищение и страсть. Золото олицетворяет также стремление к бессмертию. Здесь еще следует упомянуть и о бытовавшем в средние века мнении, что нефть образовалась в раю, и представляет собой остатки той благодатной почвы, на которой некогда произрастали райские кущи.

Наполнение метафоры «нефть — золото» новым смыслом происходит прямо у нас на глазах, когда известную песню В. Высоцкого «Черное золото», 1970, перепевает группа «Ленинград», а на заднике сцены — нефтяные «качалки».

Не космос — метры грунта надо мною!
Здесь в шахте не до праздничных процессий.
Но мы владеем тоже внеземной
И самою земною из профессий.
Любой из нас — ну, чем не чародей?!
Из преисподни наверх уголь мечем.
Мы топливо отнимем у чертей —
Свои котлы топить им будет нечем!

Современность дает и иные примеры использования метафоры, например кредит «Черное золото» Сургутнефтегазбанка (они словно бы вспомнили слова великого Менделеева «Нефть — не топливо, топить можно и ассигнациями»). В процессе поиска нам встретилась рэп-группа «Черное золото», обнаружилась программа Discovery Channel «Черное золото», представляющая очередной этап нефтяной лихорадки, развернувшийся в Техасе. Вот аннотация к программе: «Три команды нефтяников ведут борьбу за черное золото, а съемочная группа канала сопровождает их в течение 50 дней, чтобы показать тот риск и адреналин, которые являются неотъемлемой составляющей нефтедобычи. Именно в этом штате сбывается «американская мечта» — заработать миллионы собственным трудом. Но чтобы это произошло, необходимо приложить невероятные усилия и обладать изрядной долей удачи. Герои программы «Черное золото» верят, что эта удача им сопутствует, а уж трудностей они не боятся!». Обратим внимание на главные идеи — противостояние, битва за черное золото, запах денег, сильные и азартные мужчины. Почему-то именно сейчас компания «Schwarzkopf» выпускает серию красок для волос «Черное золото», а «Diesel» -- новую линию «Черное золото», которую позиционирует как альтернативу уже существующим линиям брендов премиум-класса, воплощение индивидуальности и активного стиля жизни. «Diesel Black Gold — уникальная линия, смешивающая непредсказуемый дух Diesel и изысканный индивидуальный стиль», отмечают представители компании. Обратим внимание на наполнение метафоры: индивидуальность, активный стиль жизни, непредсказуемый дух, изысканная индивидуальность и др.

Наконец, третий поворот темы, третье наполнение метафоры нефти связано с литературными произведениями, так как это работа с языком, нам это направление представляется наиболее интересным для исследования. Здесь совершенно фантастическим выглядит совпадение, случившееся в 1998 году, о котором рассказал Александр Иличевский, лауреат премий «Русский Букер» 2007 года и «Большая Книга» 2010 года за книгу «Перс». Вот фрагмент его интервью Алене Бондаревой: «Алексей Парщиков — это мой учитель и старший друг. Я познакомился с ним по переписке в 1998 году, когда закончил свой первый роман, он тогда назывался «Нефть». Парщиков в то же время закончил поэму с тем же названием «Нефть», и мы подивились такому совпадению. После чего и началась наша совместная разработка метафизического смысла нефти. Так что многие мотивы «Перса» наследуют нашим с Алешей бурным и обстоятельным разговорам и размышлениям. Наиболее внятно все это изложено в моем большом эссе о его поэмах «Нефть» и «Долина транзита», которое называется «Геометрический опыт прочтения». Алеша, к сожалению, не успел увидеть «Перса» дописанным, так что посвящение более чем закономерно»[5].

Вот строки из поэмы Алексея Парщикова (1954—2009) «Нефть»:

Жизнь моя на середине, хоть в дату втыкай циркуль.
Водораздел между реками Юга и Севера — вынутый километр.
Приняв его за туннель, ты чувствуешь, что выложены впритирку
слои молекул, и взлетаешь на ковш под тобой обернувшихся недр.
И вися на зубце, в промежутке, где реки меняют полярность,
можно видеть по списку: пары, каменюги и петлистую нефть.
Ты уставился, как солдат, на отвязанную реальность.
Нефть выходит бараном с двойной загогулиной на тебя, неофит.
Ты ли выманил девушку-нефть из склепа в сады Гесперид белым наливом?
Провод ли высоковольтный в купальню упал, и оцепенело кино?
Оседает труба заводская в чехле под направленным взрывом.
Нефть идет своим ходом глухим, вслед за третьим, которого не дано[6].

Очевидно, что автора привлекает потенциальность, скрытая во тьме энергия речи, некий обещанный человек, заочная память, уходящая от ответа и формы... Такой энергией обладает речь, или, например, то, что Парщиков называет «Carbon translation», подразумевая под этим «углерод, представляющий межъязыковую тьму» или «чистый ответ переводчика-читателя на провокацию автора». С такой позицией можно спорить, но, с другой стороны, видимо, критерии точности при переводе авторов вроде американца Майкла Палмера (которого переводил Парщиков) или самого Парщикова все-таки отличаются от критериев при переводе классической поэзии. Здесь следует, видимо, вспомнить перевод слова «Carbon» -- это и углерод, и копирка, и карбонат, и черный алмаз, и уголь, и химически чистый уголь, и графит, и технический алмаз, и угольный электрод…

Любопытна и игра Александра Иличевского в романе «Мистер Нефть, друг», 2008.

В центре сюжета — история вражды двух ветвей старинного бакинского клана. Выражение «Мистер Нефть, друг» встречается в романе один раз в проходном эпизоде и, с одной стороны, ничего не означает, а с другой — означает все.

В «Персе» эта игра поднимает до осознания Каспия, за которым лежит не столько Персия, сколько образ Персии как рая, как предела свободы. Образ этот насыщается не только тем, что Волга, собравшая по капельке свет земли российской, впадает в Каспийское море. Ведь и Стенька Разин путешествовал по каспийским волнам, а великий Велимир Хлебников отправился в 1920 году в составе агитотдела Персармии устанавливать советскую власть в Гиляне. Еще одна идея автора заключается в том, что Каспий — единственное море, вокруг которого собраны все мировые религии: калмыцкий буддизм, хазарский, персидский и русский иудаизм и, конечно, ислам. Это доказательство того, что Каспий — некое средостение культур и географий, которое снова становится необычайно важным в настоящее время.

Все вышесказанное позволяет сделать один принципиальный вывод — наступило время культурологического осмысления стратегических природных ресурсов. Основной инструмент такого рода осмысления — понимание механизма метафоры. Это означает гуманизацию естественнонаучной мысли и открывающихся в связи с этим возможностей.